Гадание на этой «ромашке» стало российским национальным хобби. Впрочем, и мир гадает: «Если не уйдет, то что?».
Сегодняшняя российская дискуссия проста, как сапог. О чем мы говорим? О чем мы пишем? О чем говорят за пределами России?
Уйдет? Не уйдет? Что такое «транзит»? Это переход к Владимиру Путину в новой роли или к новому «Путину»? Тогда кто им станет? А если Путин останется, то как — через Госсовет, Союзное государство с Беларусью или другой трюк? Гадание на этой «ромашке» стало российским национальным хобби. Впрочем, и мир гадает: «Если не уйдет, то что?»… Россия растворилась в Путине. Создается впечатление, что из сложнейшего общественного организма Россия превратилась в одноклеточное существо, жизнь которого зависит от ответа на вопрос — «уйдет — не уйдет?».
Зацикленность элиты — и системы — на поиск ответа, который не несет нового смысла (совершенно никакого!), отражает политический и интеллектуальный ступор. Неспособность — нежелание — искать выход из тупика за пределами единовластия. Беспомощность и безнадежность. Гадание «Уйдет — не уйдет?» унизительно не только для нации, но и для лидера, который уже лишен шанса удивить и не имеет драйва для миссии.
Зацикленность на Путине уводит нас, во-первых, от вопроса о коллективно-групповой ответственности за формирование нынешней власти; во-вторых, затрудняет понимание ее логики и последствий.
Режиссер Виталий Манский своим фильмом «Свидетели Путина» вернул в российскую дискуссию вопрос об архитекторах системы, в которой мы имеем удовольствие загнивать (см. комментарии Бориса Вишневского и Игоря Яковенко). Немало тех, кто хотел бы эту историю о корнях забыть… И концентрироваться исключительно на Путине. Понятно почему.
Между тем, сегодняшнее самодержавие строила именно ельцинская команда, которая, пытаясь обезопасить себя «крышей», создавала именно охранительный режим во главе с силовиком. Причем, таким, который не должен был сомневаться в своей функции (Степашин не прошел проверку, ибо сомневался). Так что траектория России определялась еще до прихода Путина в Кремль.
Впрочем, силовая «вертикаль» начала воздвигаться еще раньше, когда в 1993 году после расстрела парламента писалась и редактировалась самим Ельциным конституция, закрепившая монополию власти в руках президента. Полномочиям российского президента может позавидовать любой советский генсек (о конституционном всевластии российского президента стоит почитать одного из лучших знатоков нашей конституции Михаила Краснова) Кто бы ни пришел в Кремль вместо Путина, он уже имел в руках инструмент узурпации власти.
Нынешняя «путиниана» заставляет
Свежие комментарии